ВВЕДЕНИЕ. Принцип наибольшего благоприятствования (далее – ПНБ) издавна использовался как международно-правовой инструмент регулирования торговли между государствами применительно к ставкам таможенных пошлин. Главная особенность принципа заключается в той роли, которую играет в двустороннем правоотношении третье государство: участники (субъекты) правоотношения обязаны автоматически предоставить государству-партнеру (управомоченной стороне) любую льготу, предоставленную любому третьему государству, например, низкую ставку таможенной пошлины на импортируемый товар или товары, и наоборот, вправе требовать и получить такую льготу от обязанной стороны. Предоставление или получение пониженной ставки товарам из государства-партнера оформляется и проводится актом (или актами) внутреннего права (таможенный тариф, таможенный кодекс и др.), и этим привносится изменение во внутренний таможенный режим взаимодействующих государств. Принцип наибольшего благоприятствования между двумя государствами действует, если государствапартнеры получают льготы для товаров в государстве-партнере в одинаковом режиме наибольшего благоприятствования по сравнению со льготами, предоставленными третьему государству на аналогичные товары. Необходимость сравнивать, сопоставлять и уравнивать внутренние правовые режимы в согласованной сфере отношений на максимально благоприятном уровне – сущностная черта ПНБ, главный специфический метод регулирования. За прошедшие века межгосударственных отношений ПНБ прошел большой путь становления и развития, и сегодня необходим новый взгляд на него.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Исследование данной темы и решение поставленной задачи проведено на основе широкого спектра материалов из практики применения ПНБ и его толкования, теоретического заострения многих аспектов, использования традиционного для гуманитарных (юридических) наук методологического инструментария.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. В ходе разработки темы в несколько новом свете предстают история становления и развития ПНБ, его значимость для международного правопорядка и перспективы использования как нормы международного права, как принципа и метода регулирования.

ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. Несмотря на обширную научную литературу, посвященную ПНБ, до сих пор имеется много неустоявшихся, противоречивых мнений и позиций по поводу природы и сущности ПНБ, его нормативной силы и действенности, воздействия на межгосударственные отношения и места в глобальной правовой системе. Принцип наибольшего благоприятствования предстает сегодня не только как норма и принцип международного права, но и как принцип-институт, как метод (механизм) регулирования. При этом расширяется сфера его применения, а заложенный в него метод регулирования позволяет применять ПНБ и в других потенциально пригодных сферах. Принцип наибольшего благоприятствования превращается в межотраслевое образование. В международной торговой системе и международном торговом правопорядке ПНБ до недавнего времени обладал когентными свойствами, сливаясь в некое триединство с принципом предоставления национального режима и принципом недискриминации. При современной трансформации международной системы и миропорядка ПНБ как универсальный, глобальный принцип воспроизводится на региональном и межрегиональном уровнях, подвергаясь фрагментации, характерной для международного права в целом. Одновременно ПНБ стал и остается неотъемлемой частью внутреннего содержания многих основополагающих принципов международного права, а также частью обобщающего принципа мирного сосуществования государств и цивилизаций.

ВВЕДЕНИЕ. Исследование предпосылок современного международно-правового положения Римского престола и Государства Град Ватикан требует осмысления статуса папства в период с 1870 по 1929 г. В этот временной промежуток Апостольский престол (верховный понтифик и Римская курия) как орган руководства Католической церковью сохранил свою самостоятельную международную роль, несмотря на присоединение старого Папского государства к Италии в октябре 1870 г. Анализ доктрины того времени позволит продемонстрировать, какие первые теоретические конструкции предлагались юристами-международниками для объяснения уникального места Римского престола в межгосударственном общении.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. При проведении исследования были изучены работы представителей русской и зарубежной доктрины международного права XIX и первой половины XX в. Были использованы общенаучные (анализ, синтез, индукция, дедукция, системный метод) и специальные (историко-правовой, формальноюридический и др.) научные методы.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. В статье осуществлен анализ зарубежной и русской (включая раннюю советскую) доктрины относительно статуса Апостольского престола в период с 1870 по 1929 г., подготовлен обзор концептуальных расхождений ученых в отношении данной темы.

ОБСУЖДЕНИЯ И ВЫВОДЫ. На основе проведенного анализа доктринальных источников сделан вывод о том, что правовое положение папства начало пользоваться вниманием юристов-международников после событий сентября – октября 1870 г., когда Церковная область была присоединена к Италии. Падение государства римского епископа положило начало интенсивной дискуссии среди ученых о том, сохранилась ли после произошедших событий международная личность папства. Подавляющее большинство правоведов было убеждено в том, что папство после 1870 г. в любом случае утратило государственный статус, полностью лишившись прерогатив управления в отношении определенной территории и населения. Часть ученых, отождествляя международную правосубъектность только с государственностью, тем не менее пришла к выводу о сохранении после 1870 г. собственного международно-правового статуса Римским престолом де-факто (как проявления квазисубъектности). Другие исследователи видели в Святом престоле носителя уникальной правосубъектности, причисляя его тем самым к международным единицам наравне с государствами. Небольшая группа ученых отрицала международную правосубъектность Святого престола как де-факто, так и де-юре.

ВВЕДЕНИЕ. Актуальность исследования подтверждается тем, что в условиях глобализации мировой экономики, а также для дальнейшей экономической интеграции в рамках Содружества Независимых Государств (далее – СНГ) и иных приграничных стран, необходимо наличие единой и структурированной транспортной системы, обеспечивающей устойчивые логистические связи между странами-участницами данных структур. На современном этапе такие функции способны выполнять международные транспортные коридоры, одним из которых и является международный транспортный коридор «Север – Юг» (далее – МТК «Север – Юг»). В данной работе авторами рассматривается действующее правовое регулирование и режим МТК «Север – Юг», а также исследуются вопросы реализации проекта МТК «Север – Юг» в прогнозируемых правовых реалиях и в условиях нарождающейся мировой многополярности. Авторами анализируются положения основных нормативно-правовых актов, принятых в этой сфере, а также потенциал и перспективы развития данного проекта. Базовым нормативно-правовым документом и правовой основой по осуществлению регулирования данного международного транспортного коридора является межправительственное Соглашение о международном транспортном коридоре «Север – Юг», которое было подписано 12 сентября 2000 г. в ходе второй Международной евроазиатской конференции по транспорту в Санкт-Петербурге между Российской Федерацией, Исламской Республикой Иран, Республикой Индия и Султанатом Оман.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Основой для изучения рассматриваемого вопроса послужили работы российских и зарубежных ученых в области международного права, посвященные изучению правового регулирования международных транспортных коридоров, в том числе МТК «Север – Юг». Методологической основой данного исследования выступили общенаучные и частно-научные методы познания (диалектический метод, методы анализа и синтеза, дедукции и индукции, сравнительно-правовой и историко-правовой методы).

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. В результате проведенного исследования авторы приходят к выводу, что МТК «Север – Юг» является одним из важнейших актуальных коридоров и транспортных артерий современного многополярного мира. Сформировавшаяся и постоянно совершенствующаяся нормативно-правовая база и практика применения этих актов в данной сфере подчеркивают значимость и необходимость в постоянной доработке имеющихся и потенциальных пробелов в правовом регулировании данного мультимодального маршрута. Такими пробелами в правовом регулировании являются отсутствие единого информационноправового пространства по данному коридору, единого правового поля в области перевозок, эффективно функционирующей системы операций, осуществляющих порядок ведения валютных расчетов, а также четко установленных норм контроля на пограничных и таможенных пропускных пунктах и взаимодействия таможенных служб государств-участников. В связи с этим представители государств-участников активно взаимодействуют между собой на различных региональных и мировых площадках, чтобы решить круг намеченных и поставленных задач, а также обменяться мнениями по актуальным правовым вопросам на текущей повестке дня. Так, отмечается, что важна не только упорядоченная систематизация нормативно-правовых актов, но и их совершенствование, а также актуализация в связи с текущими геополитическими условиями в регионе. Более того, выгодное географическое местоположение транспортного маршрута, и, как следствие, оптимизация процесса осуществления транспортировки грузов с учетом выигрыша во времени, сокращения затрат и минимизации расстояний, участие и осуществление крупных инвестиционных вложений со стороны государств СНГ и приграничных стран в данный проект – все эти факторы только подчеркивают то обстоятельство, что МТК «Север – Юг» может по праву стать новым Великим шелковым путем, соединив все страны, заинтересованные в данном проекте, в одну большую и единую логистическую цепочку. Бесспорно, что для Российской Федерации успешное функционирование данного мультимодального маршрута окажет положительное воздействие не только на совершенствование положений нормативно-правовых актов в сфере национальной транспортной и логистической системы и развитию этой отрасли в целом, но также и на выход на новый уровень конкурентоспособности грузовых единиц среди других иностранных портов и рост социально-экономических показателей в южных регионах России, по территории которых проходит МТК «Север – Юг». Учитывая все вышесказанное, авторы подчеркивают, что данный транспортный коридор уже обладает, по сути, мегарегиональным значением и может послужить ярким примером для совершенствования международных экономических, транспортных и логистических отношений между многими государствами различных географических регионов. Авторами проделана работа по анализу правового режима МТК «Север – Юг», по систематизированию определений и важнейших положений нормативно-правовых актов в данной сфере, а также выработаны теоретические и практические рекомендации по совершенствованию законодательной базы МТК «Север – Юг».

ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. Авторы обращают внимание на то, что группу нормативно-правовых актов, выработанных в данной сфере, необходимо постоянно систематизировать и совершенствовать в соответствии с актуальными текущими геополитическими условиями в регионе и национальным законодательством государств, принимающих непосредственное участие в реализации и функционирования проекта МТК «Север – Юг». Так, целесообразнее было бы сформировать единое правовое поле в области реализации услуг по перевозкам, а именно осуществить правовую гармонизацию в сфере оформления таможенных документов, применять унифицированные перевозочные документы, единые правила взаимодействия в транспортных узлах, скоординировать деятельность и сотрудничество таможенных служб, упростить процедуры пересечения границ по принципу единого окна, создать необходимые условия для перехода к использованию института уполномоченного экономического оператора (далее – УЭО) в странах коридора, а также обеспечить реализацию цифровизации транспортно-сопроводительных документов, осуществление обмена информационных потоков между государствами-участниками, формирование единой тарифной политики данного коридора, внедрение механизма платежей и взаиморасчетов между участниками внешнеэкономической деятельности.

ВВЕДЕНИЕ. Юго-Восточная Азия обладает достаточными ресурсами и удачным географическим местоположением для участия в глобальных цепочках добавленной стоимости, что придает значительный импульс технологическому развитию региона. В целях его обеспечения страны Ассоциации государств Юго-Восточной Азии (далее – АСЕАН, Ассоциация) работают над решением проблем, связанных с «утечкой мозгов» и медленной коммерциализацией высоких технологий. Во многом эти проблемы обусловлены несовершенством патентных систем и культурно-правовыми разрывами. По этим причинам государства региона сделали осознанный выбор в пользу гибких методов интеграции применительно к правовому регулированию свободы передвижения исследователей и инноваций, модернизации патентной системы, совершенствованию механизмов финансирования науки, технологий и инноваций. Исследование достижений АСЕАН в этой области позволяет лучше разобраться в том, насколько разнообразен инструментарий интеграции, и определить, как его использование способствует ускоренному развитию государств, участвующих в интеграционном проекте, а также выявить, какие факторы следует принимать во внимание при выстраивании с ними экономического и технологического сотрудничества.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Научное исследование основано на изучении международных соглашений, внутренних правовых актов, стратегических и иных официальных документов АСЕАН, предметом которых являются становление и эволюция правового регулирования научно-технологической деятельности, освоение новых технологий, стимулирование инновационного развития, и практики их имплементации.

Проанализированы международные соглашения в сфере патентного права. Обобщены юридически значимые показатели, отобранные из базы данных Всемирной организации интеллектуальной собственности (далее – ВОИС). Рассмотрены публикации российских и зарубежных специалистов (преимущественно граждан стран АСЕАН) в области международного и интеграционного права, касающиеся стимулирования научно-технологического прогресса. Использованы общенаучные и специально-юридические методы, включая системно-правовой, сравнительно-правовой, историко-правовой, а также юридический позитивизм.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. Эволюция правовых актов АСЕАН в сфере регулирования науки, технологий и инноваций показывает, что регион избегает прямого копирования несвойственных для него жестких наднациональных моделей интеграции, отдавая предпочтение гибким ее формам и постепенному внедрению мер по обеспечению свободы движения исследователей и обмена технологиями в соответствии с национальными особенностями. Гибкость интеграционных мер, используемых Ассоциацией, подтверждается сохранением за государствами-членами права на отказ от участия в определенных совместных инициативах.

ОБСУЖДЕНИЯ И ВЫВОДЫ. С 1997 г. АСЕАН сталкивалась с проблемами культурно-правового разрыва между государствами-членами при формировании единого законодательства в сфере науки, технологий и инноваций. Поэтому в 2010 г. было решено сделать акцент на обращение преимущественного внимания не столько на социокультурный, сколько на экономический базис технологического развития. По этой причине в 2012 г. был подписан договор о свободном передвижении физических лиц, занятых в бизнесе и торговле. В то же время государства-члены – Ассоциации приступили к осуществлению мер, направленных на взаимное признание квалификаций. Особый упор был сделан на приведение национальных патентных систем в соответствие с международными стандартами. С одной стороны, это привело к ускорению оформления технологических патентов в странах АСЕАН. С другой – к увеличению количества патентов, оформленных иностранными физическими и юридическими лицами. Выход из складывающейся неблагоприятной ситуации нашли через создание специального органа, в компетенцию которого входит выдвижение предложений по совершенствованию национальных патентных систем, обучению научно-технических кадров и оформлению технологических патентов по новым правилам. Этим органом стала Академия АСЕАН по интеллектуальной собственности. Таким образом, страны Юго-Восточной Азии, стремясь развивать собственный технологичный рынок, используют методы гибкой интеграции в рамках права АСЕАН для поиска баланса между встраиванием их экономик в глобальные технологические цепочки и укреплением собственного инновационного потенциала, отталкиваясь от средних и высоких технологий мировых лидеров.

ВВЕДЕНИЕ. Возросла популярность инвестиционного арбитража как площадки для разрешения споров, связанных с санкциями. Однако до сих пор ни один из таких споров, переданных на рассмотрение инвестиционных трибуналов, не закончился вынесением арбитражного решения. Таким образом, инвестиционный арбитраж, несмотря на упомянутую привлекательность и растущую популярность, в значительной степени остается terra incognita для лиц, желающих разрешить с его помощью санкционные споры. Авторы вносят свой вклад в эту развивающуюся дискуссию, анализируя практику инвестиционных арбитражей. Цель настоящей статьи – рассмотреть, каким образом инвестиционные трибуналы толкуют добросовестность как критерий правомерной реализации прав в рамках доктрины «полицейских полномочий», и изучить, как инвестор может использовать эти выводы в спорах, связанных с санкциями. Выбор данной темы основан на том, что должностные лица государства-санкционера обычно сопровождают принятие таких санкций публичными заявлениями, которые могут быть использованы подсанкционными инвесторами, чтобы разоблачить отсутствие добросовестности со стороны государства-санкционера и продемонстрировать необоснованность его ссылки на доктрину «полицейских полномочий». По мнению авторов, именно эти заявления могут показать, что государство, применяющее санкции, по словам трибунала по делу «Эскосол», действует в скрытых целях, которые простираются далеко за пределы санкционного регулирования.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. В представленном исследовании использовались общенаучные методы познания (анализ, синтез, индукция, дедукция), специально-юридические методы (формально-юридический, технико-юридический, метод юридической аналогии), сравнительно-правовой и, прежде всего, метод кейс-стади (анализ судебной практики). Авторы уделяют особое внимание доказательственной силе, которую арбитражные суды придают публичным заявлениям. Они также рассматривают конкретные доказательства, на которые ссылаются инвесторы, чтобы обосновать отсутствие добросовестности государства и на этой основе отличить проигранные дела от успешных. Предстоящий анализ будет состоять из обзора следующих дел, в которых требование добросовестности тщательно изучалось инвестиционными арбитражами: Марфин Инвестмент Груп против Кипра, Международный центр по урегулированию инвестиционных споров (далее – МЦУИС), Решение от 26 июля 2018 г.; Дойче Банк против Шри-Ланки, МЦУИС, Решение от 31 октября 2012 г.; Касинос против Аргентины, МЦУИС, Решение трибунала от 5 ноября 2021 г. и Содексо против Венгрии, МЦУИС, Выдержки из решения от 28 января 2019 г. Выбор этих дел обусловлен тем, что в них анализируется добросовестность как требование к поведению государства, принимающего инвестиции, и уделяется достаточное внимание обсуждению доказательств, представленных инвесторами.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. Представленный анализ показал, что разбирательства в инвестиционном арбитраже не приводят к снятию санкций. Инвестиционные договоры, которые являются основой для юрисдикции инвестиционных арбитражных споров, предусматривают компенсацию в качестве основного средства правовой защиты. В то же время инвестиционный арбитраж может предоставить инвесторам возможность получить компенсацию от государства, применяющего санкции, или, по крайней мере, побудить это государство начать переговоры и убедить отменить санкции в рамках мирного разрешения спора. Для тех инвесторов, которые не смогли добиться желаемого результата путем переговоров, важно учесть, какие «козыри» или средства защиты государство, применяющее санкции, может предъявить в арбитраже. Несомненно, главным «козырем» является доктрина «полицейских полномочий», которую заслуженно называют признанным элементом государственного суверенитета. На этот «элемент» государствоответчик ссылается практически в каждом споре, затрагивающем публичные интересы, такие как общественный порядок или безопасность. Ссылка на доктрину «полицейских полномочий» – естественный, почти интуитивный шаг для государства, поскольку доктрина позволяет осуществлять регулирование для защиты общественных интересов без привлечения государства к ответственности за нарушение международных инвестиционных обязательств перед иностранными инвесторами.

ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. Авторы пришли к выводу, что государства не обладают чрезвычайно широкими полномочиями вмешиваться в деятельность инвестора в рамках осуществления доктрины «полицейских полномочий». Стандартом доказывания недобросовестности являются ясные и убедительные или неопровержимые доказательства. Важны не только требования, предъявляемые к качеству доказательств, но и их количество. Какой бы достойной ни была цель, декларируемая принимающим государством, трибунал может установить, что подлинная, скрытая цель, была политической. Кроме того, арбитражные трибуналы придают различное значение публичным заявлениям государственных чиновников в СМИ. Наконец, принцип соразмерности (пропорциональности) может сыграть на руку инвестору даже в отсутствие четких и недвусмысленных публичных заявлений высших должностных лиц. Привлечение внимания арбитражного суда ко времени событий, связанных с оспариваемыми мерами, также может способствовать успеху инвестора.

ВВЕДЕНИЕ. Одним из главных драйверов развития индустрии инвестиционных фондов в Европе стали организации коллективного инвестирования в обращаемые ценные бумаги (далее – ОКИОЦБ), число которых в настоящее время превышает 35 тысяч, а сумма активов в их управлении составляет немногим больше 9,5 трлн евро. ОКИОЦБ – это один из главных игроков на европейском инвестиционном рынке, их значительное влияние на развитие европейской экономики проявляется на протяжении нескольких десятилетий. Выявление основных правовых причин высокой эффективности указанных организаций коллективного инвестирования является ключевой целью исследования. Для ее достижения необходимо решить следующие задачи: 1) изучить правовые основания деятельности ОКИОЦБ на разных этапах развития и оценить основные правила, которые лежат в основе их деятельности; 2) определить специфику функционирования данных субъектов коллективного инвестирования на современном этапе.

МЕТОДЫ И МАТЕРИАЛЫ. Помимо общенаучных (анализ, синтез, индукция, дедукция и пр.), в процессе исследования также использовались следующие специально-научные методы: историко-правовой, формально-юридический, а также технико-юридический методы, детерминировавшие логику повествования, содержание и научную достоверность настоящей статьи. Представленная ниже оценка законодательных актов, прочих правовых актов институтов Европейского союза (далее – ЕС), белых книг, а также официальных документов CESR и ESMA опирается на российскую и зарубежную доктрину главным образом в части, касающейся категоризации различных видов фондов ОКИОЦБ.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. Наиболее значимые выводы исследования сводятся к следующему: 1) в ЕС действует детально разработанный свод правил, регулирующих деятельность ОКИОЦБ; 2) созданы условия для справедливой конкуренции между ОКИОЦБ на уровне ЕС, а также между данными организациями и различными видами фондов, действующих в США; 3) обеспечена эффективная и единообразная защита прав инвесторов; 4) сняты ограничения в отношении свободного перемещения ОКИОЦБ в пределах ЕС.

ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. Правовые основания деятельности ОКИОЦБ постоянно совершенствуются и представляют собой хорошо проработанный свод юридических норм. Высокая степень зрелости правовой базы определяется не только значимостью ОКИОЦБ для европейской экономики, но и тем, что указанные фонды коллективных инвестиций привлекают денежные средства большого числа розничных инвесторов, а значит, требуются дополнительные гарантии защиты прав и интересов последних.

ВВЕДЕНИЕ. Финансирование развития является важнейшим аспектом глобального экономического управления, обеспечивающим социально-экономический прогресс государств. Современная международная финансовая архитектура, сформировавшаяся после Второй мировой войны, сталкивается с новыми вызовами, включая рост долгового бремени развивающихся стран, недостаточную доступность финансовых ресурсов и дисбаланс в механизмах принятия решений международными финансовыми институтами. В статье рассматриваются международно-правовые проблемы финансирования развития, включая необходимость реформирования Международного валютного фонда (далее – МВФ) и Всемирного банка, а также расширение механизмов специальных прав заимствования (далее – СПЗ).

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Настоящее исследование основано на анализе большого объема материалов, включая международно-правовые акты, акты рекомендательного характера, а также современные доктринальные исследования российских и зарубежных авторов. Методологическую основу исследования составили общенаучные (метод логического и системного анализа, дедукции и индукции) и частнонаучные (историко-правовой, сравнительно-правовой, формально-юридический методы) методы познания, с помощью которых была определена эволюция международной финансовой системы и проанализированы оценки предложений по ее реформированию.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. В ходе проведенного исследования автор изучил международные инициативы, направленные на реформирование финансовых институтов, включая изменения в системе квот МВФ, пересмотр принципов управления Всемирным банком и разработку новых инструментов глобального экономического регулирования. Было установлено, что существующая международная финансовая архитектура не отвечает потребностям современного глобального экономического управления. По итогам исследования были выявлены ключевые структурные недостатки действующей международной финансовой системы: высокие издержки заимствования для развивающихся стран, недостаточная инклюзивность механизмов принятия решений, ограниченный доступ государств к международным финансовым ресурсам.

ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. Автор в рамках настоящей статьи попытался обосновать необходимость создания более прозрачной и инклюзивной глобальной финансовой системы, ориентированной на устойчивое развитие и защиту экономических интересов всех государств; отметил, что современные механизмы распределения финансовых ресурсов требуют пересмотра с учетом глобальных экономических реалий, а дальнейшее совершенствование международно-правового регулирования в этой сфере потребует активного взаимодействия государств, международных организаций и финансовых институтов.

ВВЕДЕНИЕ. Международно-правовой режим киберпространства сегодня нуждается в дополнительной правовой регламентации, поскольку по некоторым аспектам, в частности, по борьбе с киберпреступностью, до 2024 г. не был принят универсальный международный договор. По мнению автора, искусственное затягивание переговорного процесса обосновывается стремлением ряда государств заблаговременно «осваивать» новую территорию в международном праве, руководствуясь при этом положениями внутреннего нормативно-правового регулирования. Поскольку на уровне Организации Объединенных Наций (далее – ООН) у международного сообщества длительное время не было универсальных «механизмов воздействия» на неправомерную деятельность в киберпространстве, то количество совершаемых киберпреступлений стремительно возрастало, а киберпреступники, в свою очередь, использовали анонимность данного пространства для совершения кибератак. Признание государствами как первичными субъектами международного права проблемы роста кибернетической преступности в отсутствие действующего универсального источника международного права спустя более двадцати лет привело к созданию в 2024 г. нового документа – «Конвенции ООН против киберпреступности; укрепление международного сотрудничества в борьбе с определенными преступлениями, совершаемыми с использованием информационно-коммуникационных систем, и в обмене доказательствами в электронной форме, относящимися к серьезным преступлениям» (далее – Конвенция ООН против киберпреступности 2024 г.). Таким образом, в данной работе исследуется проблема толкования новой Конвенции как итогового и эффективного компромисса, к которому пришли государства.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. В статье используются работы российских и зарубежных специалистов, исследующих положения Конвенции ООН против киберпреступности 2024 г., а также некоторые теоретические исследования в сфере международного уголовного права, посвященные проблеме применения государствами «принципа активной юрисдикции» и «принципа пассивной юрисдикции». Помимо общенаучных методов исследования (анализ, синтез, индукция и дедукция) автор использует специальные методы исследования (сравнительноправовой метод) для всестороннего изучения международно-правовой позиции государств по вопросу борьбы с киберпреступностью. Предметом исследования выступают международные отношения государств – членов ООН, связанные с сотрудничеством по пресечению и борьбе с кибернетической преступностью. К объекту исследования отнесена киберпреступность в государствах – членах ООН.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. В результате исследования были выделены два основных проблемных аспекта реализации положений нового документа: применение «принципа пассивной юрисдикции» и вопрос, связанный с защитой персональных данных пользователей Интернета. Существует вероятность того, что вместо заявленной государствами цели – борьбы с преступностью, основные усилия данных субъектов будут направлены на отстаивание права толковать положения Конвенции против киберпреступности, руководствуясь нормами внутреннего законодательства, сужая при этом возможность конкретному пользователю получить защиту своих прав.

ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. Сегодня тенденции изменения международно-правового режима киберпространства диктуются не столько государствами как носителями суверенитета в отношении национального сегмента Интернета, сколько ведущими IT-компаниями и организациями, отстаивающими право на автономное регулирование с минимальным участием первичных субъектов международного права. Несмотря на принятие Генеральной Ассамблеей ООН Конвенции против киберпреступности, не приходится констатировать достижение компромисса, поскольку при составлении текста документа каждое государство по-разному воспринимало его итоговую цель. Некоторые государства скептически относятся к итоговому документу ООН и предпочитают использовать Будапештскую конвенцию 2001 г. как механизм по борьбе с преступлениями в киберпространстве. Основная проблема универсальной Конвенции касается толкования целого ряда положений, затрагивающих проблему применения «принципа пассивной юрисдикции», условий и гарантий соблюдения прав человека в случае привлечения к ответственности по политическим мотивам пользователей, а также возможности сотрудничества США, западных государств по данным вопросам с Россией и Китаем в текущих реалиях.

ВВЕДЕНИЕ. Статья посвящена анализу концепции «киберсуверенитета» как совокупности юридических претензий и механизмов, посредством которых государства стремятся обеспечить контроль и защиту своих интересов в цифровой сфере. На фоне стремительного развития информационно-коммуникационных технологий, транснационального характера киберпространства и отсутствия единых международных норм усиливаются дискуссии о применимости классического понятия государственного суверенитета к цифровой среде. Рассматриваются различные подходы государств (Россия, Китай, США, страны Европейского союза (далее – ЕС) и др.) к регулированию киберпространства, подчеркивается рост значения кибербезопасности в международном праве, анализируется роль международных организаций (включая Организацию Объединенных Нация (далее – ООН)) и ключевых документов, таких как «Таллиннское руководство 2.0».

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Исследование основано на качественном анализе научной литературы, международно-правовых актов (Устав ООН, решения Международного суда ООН, доктринальные документы), национальных стратегий в области кибербезопасности (России, США, Китая и др.), а также сравнительном изучении практик и позиций государств в сфере киберсуверенитета. Использовались общенаучные и частнонаучные методы познания: анализ и синтез, системный и сравнительно-правовой подход, позволяющие выявить правовые пробелы и противоречия в регулировании цифровой среды.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. Проведенный анализ показывает, что государства все более стремятся проецировать классический суверенитет на киберпространство, развивая национальное законодательство и формируя самостоятельные киберюрисдикции. Эта тенденция отражается в стратегиях и доктринах ряда стран (Китай, Россия), которые пытаются обеспечить контроль над своим сегментом интернета. Одновременно сохраняется противоречие между государствами, выступающими за открытость и свободное функционирование сети (США, страны ЕС), и теми, кто считает приоритетным укрепление национального контроля в цифровой сфере. Выявлено, что на практике государствам трудно достичь единого понимания границ допустимого вмешательства и масштабов правомерного применения принципа невмешательства и суверенитета в кибероперациях.

ОБСУЖДЕНИЯ И ВЫВОДЫ. Анализ свидетельствует о правовой неопределенности в определении киберопераций, нарушающих суверенитет, а также в квалификации кибершпионажа и кибератак низкой интенсивности. В рамках ООН и специальных групп экспертов (GGE, OEWG) ведется работа по согласованию подходов, однако единый универсальный механизм пока не выработан. Наиболее острые противоречия касаются признания суверенитета в цифровой сфере как самостоятельной нормы международного права и установления четких критериев допустимости киберопераций. Для преодоления правовых пробелов и снижения риска конфликтов необходимо формировать универсальные принципы, учитывающие специфику киберпространства, а также углублять международное сотрудничество, в том числе в области обмена информацией и выработки механизмов быстрого реагирования на киберугрозы.

ВВЕДЕНИЕ. Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Японии о некоторых вопросах сотрудничества в области промысла морских живых ресурсов было подписано 21 февраля 1998 г. (далее – Соглашение 1998 г.). Район действия Соглашения 1998 г. – российское территориальное море у островов Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи (Малая Курильская гряда). Мнения, высказанные в научно-правовой литературе, а также представителями российской рыбной отрасли относительно Соглашения 1998 г., его значимости и целесообразности исполнения, были разными. Высказывалась, например, точка зрения о том, что Соглашение 1998 г. было политической уступкой Японии со стороны российской власти в надежде на создание благоприятного климата для инвестиций в экономику России [Зиланов 1998:50-53]. Высказывалась и иная точка зрения: о том, что Соглашение 1998 г. является компромиссом между позициями России и Японии [Вылегжанин, Неверова 2016:35-62]. В 2022 г. Россией принято решение о приостановке реализации Соглашения 1998 г. в связи с невыполнением японской стороной финансовых обязательств. В условиях, предпринятых правительством Японии недружественных мер, Россия проинформировала Японию о невозможности согласовать межправительственные консультации по рыбному промыслу в названных районах российского территориального моря.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. В основу настоящего исследования положен анализ Соглашения 1998 г. как источника международного права в общем системном контексте его норм о сохранении морских живых ресурсов и управлении ими. Детально рассматривается пространственное измерение и материально-правовое содержание Соглашения 1998 г., а также приводятся различные мнения относительно его современного значения с точки зрения национальных интересов России. Методологическую основу составили общенаучные методы исследования (анализ, синтез, индукция и дедукция), а также специально-юридические методы (формально-юридический и сравнительно-правовой).

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЙ. Современная политико-правовая оценка Соглашения 1998 г., Приложения к нему, а также ежегодных Меморандумов обусловлена общим контекстом международно-правовых норм, применимых к отношениям России и Японии в области сохранения морских живых ресурсов и управлении ими. При этом констатируется, что в Соглашении 1998 г., в Приложении к нему, в ежегодных «Меморандумах о понимании» не содержится обязательств Японии о предоставлении аналогичных прав на ведение промысла морских живых ресурсов российским судам в территориальном море Японии, к примеру, у японского острова Хоккайдо. Выявлено незначительное экономическое значение Соглашения 1998 г. для обеих договаривающих сторон в общем контексте рыбохозяйственных отношений, вытекающих из других межправительственных двусторонних соглашений России и Японии.

ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. Сохранение и управление морскими живыми ресурсами в районах, примыкающих к Южно-Курильским островам, осложнено разными взглядами России и Японии на статус этих островов. Япония, как известно, оспаривает суверенитет России над ними; в связи с этим Соглашение 1998 г. является уникальным международным договором России в том смысле, что ни в его тексте, ни в Приложении к нему нет упоминания о суверенитете России над «спорными» островами и вместе с тем в силу Соглашения 1998 г. Япония приняла обязательство о том, что ее рыбаки при осуществлении промысла у берегов «спорных» островов подчиняются юрисдикции России; и о том, что правоохранительные меры в отношении рыбаков-нарушителей будет применять российская сторона на основе норм и международного, и российского права. Этот хрупкий договорно-правовой компромисс поставлен, однако, под угрозу после недружественных действий Японии в отношении России. Кроме того, и после заключения Соглашения 1998 г. Япония продолжает заявлять притязания на упомянутые острова Южно-Курильской гряды.

ВВЕДЕНИЕ. В условиях углубления региональной интеграции правовое регулирование международного энергетического сотрудничества получает новое прочтение в текстах заключаемых соглашений. Настоящее исследование сочетает в себе правовые и экономические аспекты развития такого сотрудничества. Целью исследования является выявление потенциальных партнеров России для реализации на практике толлинговых операций в сфере переработки нефти и природного газа среди участников Большого Евразийского партнерства, а также оценка существующего регулятивного поля. Для достижения цели исследования автор предлагает классифицировать страны Большой Евразии на группы, а затем проанализировать готовность правового поля наиболее перспективных потенциальных партнеров к реализации соответствующих трансграничных проектов.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Методологическая основа исследования базируется на формально-догматическом подходе к интерпретации международно-правовых актов, которые на настоящем этапе регулируют отдельные аспекты реализации трансграничных толлинговых операций. Экономический анализ права применяется в части формирования классификации партнеров по уровню экономической интеграции для выявления тех, с которыми автор полагает целесообразным совершенствование правового регулирования толлинга в сфере энергетического сотрудничества. Трансграничный толлинг при этом представлен в контексте монистической и дуалистической теорий права.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. По итогам проведенного исследования выявлено четыре перспективных направления для сотрудничества, а именно: Азербайджан, Белоруссия, Казахстан и Китай. C Белоруссией и Казахстаном регулятивное поле находится в активной фазе формирования, что связано с регламентацией отдельных аспектов переработки давальческого сырья на уровне Евразийского экономического союза (далее – ЕАЭС), тогда как международно-правовые основы для такого сотрудничества между Россией и Азербайджаном практически отсутствуют, а между Россией и Китаем находятся на стадии формирования, но по сравнению с правом ЕАЭС развиты в значительно меньшей степени. С точки зрения частноправового регулирования существует ряд особенностей регулирования на национальном уровне, что не позволяет говорить о гармонизированном подходе.

ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. В целях интенсификации темпов энергетического сотрудничества в рамках трансграничного толлинга с названными странами автор предлагает ориентироваться на уже сложившуюся правотворческую и правоприменительную практику, включая необходимые нормы в Договор о ЕАЭС или разрабатывая необходимые для гармонизации акты доктринально-правовой природы, так как на настоящий момент план о разработке отдельного многостороннего соглашения для международно-правового регулирования трансграничного толлинга реализовать будет затруднительно.

ВВЕДЕНИЕ. Производные финансовые инструменты (деривативы) крайне востребованы в международном коммерческом обороте. Хотя в экономической и юридической литературе представлена точка зрения, согласно которой деривативы могут существовать в форме ценных бумаг, наиболее распространенным является договорный подход к производным инструментам. Согласно этому подходу, деривативами являются коммерческие контракты, стоимость которых зависит от некоторой величины, известной как базовый или базисный актив. В ряде случаев деривативные договоры носят трансграничный характер и представляют собой международные коммерческие контракты. Несмотря на наличие русскоязычных исследований деривативов, осуществленных отечественными правоведами, производные финансовые инструменты, как правило, рассматриваются вне международного контекста. В настоящей публикации автор устраняет этот пробел и изучает деривативные договоры в качестве международных коммерческих контрактов, заключение которых опосредует международный оборот товаров и услуг. Основное внимание при этом уделяется стандартным формам, используемым сторонами договоров, являющихся производными финансовыми инструментами.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. В качестве основного материала для исследования использовалось соглашение ISDA 2002, которое является наиболее актуальной версией стандартного рамочного договора для операций с деривативами на международных финансовых рынках. Методологическую основу исследования составили как общенаучные (анализ, синтез, дедукция, индукция), так и специальные юридические методы. В частности, формальный юридический метод использовался для буквального толкования положений международных коммерческих контрактов, a исторический метод применялся для описания процесса изменения стандартных форм для операций с деривативами. Кроме того, автор использовал статистические методы для оценки объема рынка деривативов и того места, которое занимают стандартные договоры во внебиржевой торговле деривативами.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. В статье сформулирован и обоснован тезис о том, что внебиржевые договоры, выступающие производными финансовыми инструментами, являются международными коммерческими контрактами и в таком качестве должны изучаться наукой международного частного права; выявлены основные особенности деривативов как международных коммерческих контрактов. Согласно сложившейся практике, они заключаются на основе стандартных форм, включающих в себя положения о применимом праве и рассмотрении споров. В исследовании отражены стороны договоров, форма трансграничных деривативных договоров, содержание контрактов, а также вопросы ответственности. Ключевой особенностью этих договоров является возможность досрочного прекращения обязательств путем использования ликвидационного неттинга. Также деривативы отличаются гибкостью заключения, поскольку соответствующие сделки могут совершаться в устной форме, а невыполнение обязанности по направлению подтверждения (confirmation), формального документа, опосредующего операции с деривативами, не ведет к признанию сделки незаключенной или недействительной.

ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. Автор приходит к выводу о том, что в международном коммерческом обороте широко используются стандартные формы ISDA, что подтверждается многочисленными доктринальными источниками и отечественной судебной практикой. В то же время на фоне односторонних ограничительных мер, принятых иностранными государствами, в будущем роль этих договоров будет снижаться из-за невозможности их использования российскими сторонами.

ВВЕДЕНИЕ. История международного права привлекала особое внимание отечественных ученых-юристов в прошлом, а также продолжает вызывать высокий научный интерес у исследователей-правоведов в настоящее время. Нет сомнений в том, что и в будущем данная проблематика не перестанет быть предметом серьезных научных изысканий. Осуществляемая на постоянной основе научная проработка вопросов, касающихся истории международного права, весьма обоснована. С одной стороны, продолжающееся развитие международных отношений и современные тенденции межгосударственного взаимодействия позволяют по-новому осмыслить уже прошедшие события мировой жизни. С другой стороны, будущее устойчивое и эффективное развитие международного права невозможно без анализа прошлого. Объясняется это тем, что обращение к накопленному опыту международно-правового регулирования, а также к ранним и последующим концепциям международного права может оказать неоценимую помощь в решении проблем, стоящих перед мировым сообществом в современное время. В связи с этим не вызывает сомнений актуальность вышедшей в 2024 году монографии И.З. Фархутдинова «Эволюция международного права – от Вестфаля до Версаля».

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Написание данной работы основано как на подходах и выводах, сформулированных в рецензируемой монографии, так и на научных трудах отечественных и зарубежных юристов-международников по рассматриваемой проблематике. При подготовке рецензии были использованы общенаучные и специальные методы познания, применяемые в юридических исследованиях.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. Хронологические рамки представленного исследования обозначены принятием ряда важных международных документов, которые, с одной стороны, стали завершениями, соответственно, Тридцатилетней войны 1618–1648 гг. и Первой мировой войны 1914–1918 гг., с другой стороны, установили определенные модели международных отношений в конкретный исторический период. Монография открывается исследованием зарождения международного права как регулятора межгосударственных отношений. Далее переходит к проблематике Венского конгресса и становления венской системы международных отношений. Завершающая часть монографического исследования носит название «От Сараево до Версаля. От „права военных конфликтов“ к Первой мировой войне».

ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. В заключение делается вывод о том, что монография И.З. Фархутдинова «Эволюция международного права – от Вестфаля до Версаля» представляет собой монографический труд с глубоким личностным взглядом на историю международного права XVI–XX вв., с широким использованием достижений смежных социальных наук: истории, теории международных отношений, политологии, чем вносит значительный вклад в развитие международно-правовой науки. С одной стороны, она приглашает к обсуждению заявленной темы, а с другой стороны, служит ориентиром для будущих юридических исследований, касающихся истории международного права (как правовой системы, так и науки), а также межгосударственных отношений. Кроме этого, выражается надежда на то, что последующие исследования эволюции международного права, охватывающее другие географические и хронологические рамки его исторического развития, будут отражены автором рецензируемой монографии в его дальнейших научных изысканиях.